А суть рассказа заключалась в том, что эти самые дру — лютые, требующие десятков, а то и сотен охотников, убиваемые с жертвами — материальны до предела. И никакой нави и навок в центральной области не водится. Точнее, её точно не покидает, как минимум ни разу за многотысячелетнию историю «охоты на дру» охотники таких случаев не знали, да и залётная навь и навки (которые хоть и редкость в Земле Обетованной вдали от прибрежных поселений, но встречаются: основной фактор дестабилизации энергообмена душевного пожирания — люди — встречаются и вне побережья) к скальному хребту, окружающему Пит, не приближаются. Есть их несколько типов и видов, которые старикан пытался описать, но я решил шипение не по делу не слушать.
— И какая связь между телесными, не имеющими фантомной природы тварями-дру и тварью в шахте? — вклинился я в повествовательно-напевный трындёж. — Она, как я заметил, а ты, уважаемый, аж переспросил — «одерживала». Нематериальна тварь, хотя и навь для неё — не дом. Или запамятовал?
— Я, епископ, стар. Но из ума не выжил, не запамятовал. И коль ты бы меня не перебил, а дослушал — дошёл бы я эксангуса, твари зловредной и страшной.
Ну, что огрызается, старичьё антикварное — фиг с ним, главное, что по делу шипеть начал. И выходила по делу такая фигня: эти самые эксангусы — большая редкость, но величайшая опасность. Единственное, что, судя по рассказанному и логике, не даёт этим тварям извести всех людей Земли Обетованной — метод «охоты». Как движется «основа», да и вообще её характеристики, старикан, как и его окружение и знакомые из охотников, не знал. Но тварь припирается в поселение, где побольше людей, и начинает там их массово убивать, одерживая механизмы, камни, почву. Или даже трупы, используя последние для охоты на живых. Двигаться, судя по всему, очень не любит, оставаясь на месте, пока не изведёт всех не сбежавших людей.
— Хм, — оценил я рассказ и описания, признав, что сходство описанного с встретившейся мне пакостью находится в степени смешения. — Только тут тварь из шахты не высовывалась.
— Олла знает, почему, — пожал плечами Ори. — Я сам с эксангусом, хвала четверым, не сталкивался, только рассказы слышал. Может, не хотел подниматься, может, ещё какая-то причина, не ведаю.
— Ясно. А как с ними справляются? — заинтересовался я.
— Зовут богов, либо нужно много, очень много мортуаквы, епископ. Как про эксангуса прознают — шлют гонцов во все доступные селения. А там понимают, что и за них тварь может приняться, если уж с места подымется. И заливают всё, экскангусу и конец.
Мортуаква, насколько я успел узнать — аналог «противовладетельной» и «противодуховной» алхимии, как та, которой меня ещё в Зиманде прибить пробовали. Судя по описаниям — дорогущая вещь, рецепта, естественно, не было, но распространена и используется как «навобойное» оружие. И, судя по рассказу, неведомую не навскую хрень тоже прибивает. Ну а что «по площадям» — понятно. Тварь именно одерживает предметы и материалы, берёт их под контроль, не имея места постоянного пребывания. Так что для того, чтобы убить понадёжнее — надо именно всё залить.
Тем временем, с воплями и подпрыгиваниями, из шахты вернулись проверяльщики. Представляя доказательства в виде себя, что умирать в копях больше не нужно. И… ну скажем так, ликование понимаемо, но я просто вскочил на аркубулюса, который раззявил пасть и сиял огоньком. Так эти деятели умудрились вокруг хоровод водить! Только песенки не хватало, что-то типа «в лесу родился беролак, в лесу он матерел…» Впрочем, всякие восхищённые вопли песенку с успехом заменяли. И если вообще я против восхищения своим почтенством не возражал, как и ликования от своей персоны находил разумным поведением, то от всяких обнимашек и «качать епископа!!!» восторга не испытывал. Не хрен меня лапать и подкидывать, уронят ещё на радостях или еще что-нибудь не то сотворят.
Впрочем, это всеобщее ликование вокруг моей персоны долго не продлилось: Норг начал рявкать на окружающих и водить руками. То есть, ликование продолжилось, но где-то подальше, где ему и место. А сам мэр подошёл к спустившемуся с медведя мне.
— Договор, судя по результатам, исполнен. И Аргид свою часть выполнит, — с временами нахмуренными бровями, а временами — широкой лыбой озвучил он.
А я ситуацию «в общем» — понимал. Дело в том, что в городе осталось… мало народу. При этом, десятка тысяч эмигрировавших или умерших — молодые и работоспособные. То есть, мэр помимо естественного и понимаемого жлобства, торговался со мной в рамках того, что они реально могут сделать, не надрываясь и не голодая. Быстрее и больше — никак. Или ждать ещё пару месяцев, потому что потребности самого города никто не отменял, а на предложение «а давайте пару месяцев затянем пояса, а поработаем от души» мэра в рамках демократических процедур направят в компанию к предшественнику.
То есть, дядька действительно радовался, что «всё хорошо», а хмурился из-за текущих напрягов и неприятных моментов, которые даже в рамках договора неизбежны.
Впрочем, это его и городишки проблемы, по большому счёту. У меня своих хватает, правда, появляется вопрос — а что мне месяц до сбора гонорара делать? Вернуться в Рико? Ну-у-у…. скажем так, тухловатый вариант. Как минимум, потому, что у меня нет справки с печатями, что моё присутствие и предотвращение бандитского нападения стражников Рико до городка не дошло. Если буду с деньгами — то просто прорвусь, если что, до буксира. И свалим тут же. А вот торчать в городе банально опасно, хоть вероятность опасности не так велика.
Кроме того, денег даже с учётом гонорара — впритык, да и это-то не факт. Строиться в Рико и на Гратисе вообще я не собираюсь, а расценки Вакана даже по слухам несколько выше.
— Приглашаю на празднование, — продолжил мэр. — На площади, с заката и… — на последнем он замялся.
— Пока всё не выпьете или не все не свалятся, — пришёл на помощь я.
— Да, так и выходит, — усмехнулся Норг. — И да, благодарю. И мужеложцев у нас немного, епископ — боги не слишком одобряют это блудие! Но если пожелаешь…
— А нахрена мне мужеложцы? — недоумённо уставился я на мэра.
— Трахать? — недоумённо уставился он на меня. — Пай же…
— Трепачка и врунья, — фыркнул я. — Я её трахать не стал, потому что недосуг было. Так что, если ко мне будут приставать мужеложцы, трахнуть я их могу только чем-нибудь тяжёлым по голове. Или пнуть от души.
— Да?
— Мне тебе что, доказывать и убеждать, с кем я….
— Нет, епископ Потапыч, я понял. Только…
— М-м-м?
— Нет, ничего.
И это «нет, ничего» как-то почему-то не внушало оптимизма. Но к Норгу подпрыгивающе подбежали какие-то местные деятели с делами на тему праздника, и я не стал ему выкручивать лапы и вытрясать показания. А направился в местный гостиный дом, смежный с загадочным «Рестораном». За стойкой водилась дамочка в возрасте, териантроп. Сообщила мне, что «меня ожидала», предоставила двухкомнатный, более чем приличный номер, порадовала, что «бесплатно, то есть даром». Ну и я повалялся, отдохнул. А вечером направился на гульбище.
Гульбище было как гульбище, нормальное. Пили, веселились. Вот только парни от меня почему-то старались держаться подальше. Правда, не все. А по окончании гульбища я начал догадываться почему.
Выдав десяток пинков мужеложцам Аргида, я завалился в номер, думая, что хоть отдохну пару-тройку дней… Щаз-з-з!!! Этих приставал нетрадиционных оказалось проще прибить! И на второй день, со звоном стекла, вылетающим из окна номера (по стенке забрался, паразит!) смазливого я решил. Что так жить нельзя, с этим надо что-то делать. Потому что это нашествие — точно дело ручонок этой Пай, стервы блондинистой! Распускает, понимаешь, порочащие слухи про моё почтенство, а сама радуется, небось. И надо либо валить из Аргида, до конца месяца. Либо… тоже валить. Но для начала — покарать. Жестоко, беспощадно и во все дыхательные и пихательные!!!
Особой страстью я к этой караванщице не воспылал, но реально — напросилась, паразитка! И мне не помешает, чисто физиологически. И морально: достали меня эти гомосеки, хуже горькой редьки!