Так что к стойке, где обитала консьерж Шула, по совместительству замещающая должность владетельницы гостевого дома, я спускался ехидный и злой.

— Приветствую, Шула.

— Доброго дня, епископ Михайло! — с улыбкой кивнула тётка.

— Окно — к чертям разбито. Сколько с меня?

— Да что вы, епископ! Я с вас…

— Понял. Тогда с такого, смазливого и кудрявого, белобрысого парня требуй стоимость стекла. Я им окно разбил, потому что он в него хамски залез, в мой номер.

— А… — вопросительно уставилась на меня хозяйка, на что я выдал словесный портрет акробатического и приставучего гомосятины.

— Иррум, поняла.

— Это хорошо, что поняла, — одобрил я. — Дальше, Шула, у меня вопрос и потребность. Мне нужно найти Пай Сайт, срочно!

— Сейчас?

— Да! — рявкнул я.

Спрашивать «зачем» Шула не стала, а извлекла молодого, с довольно придурковатым видом, подростка, который был посыльным, уборщиком и чёрт ещё знает чем в гостином дворе. Который, зыркая на меня то опасливо, то с восхищением, повёл меня по городу. По дороге всякие там прохожие здоровались и благодарили — я оказался в Аргиде чертовски популярной личностью, что меня почему-то не особо радовало. Тем временем провожатый довёл меня до какого-то периферийного заведения — что-то вроде бара салуна, без вывески, но с характерными дверями. Дух-броненосец чувствовался, ещё какие-то там владетели, на которых мне было совершенно наплевать, если честно.

— Превед! — радостно завалился я в заведение, и вправду оказавшееся баром.

Сидел тут десяток человек, как я понимаю — караванщики. По крайней мере, помимо Пай, рожу одного из них я узнал. Но мне было не до них, да и не до приветственных воплей. Я просто подошёл к блондиночке, ухватил за шкирку, и в удивлённой тишине вынес из заведения.

— Епископ Михайло… — жалобно запищала добыча, попробовав повырываться и убедившись в бесперспективности.

А я молча, с широкой улыбкой, топал в гостиницу. Ну не на улице же карать, я не из этих, и не из тех! И параллельно, вместо, того чтобы слушать писк Пай, общался с Потапом.

Мохнатый… ржал. Нагло, с похрюкиванием, минимум пять минут. Но потом согласился помочь. Дело в том, что Пай могла обернуться, сила её как владетеля это позволяла. А меня такой расклад не устраивал, чёрт возьми!

При этом, оборот — это потенциальная возможность тела. И у всех териантропов она напрямую завязана на тотемного духа: если пыжиться телом, то получится облегчиться, а если пыжиться очень сильно — разве что грыжу заработать. Оборот — это энергия, причём в «классическом» случае идущая от тотемного духа. Вот я и просил мохнатого помочь, что он, ржа, и согласился сделать. Дотащил эту трепачку до номера — и покарал. Во все дыхательные и пихательные, сам вымотался, но дурынду эту затрахал до полубеспамятства! Ибо нехрен моему почтенству ТАК гадить! И вообще гадить не рекомендуется, довольный совершённой справедливостью, заключил я.

Собрался, заскочил в ратушу, сообщил Норгу, что к сроку буду, и свалил из Аргида. Отъехал от городка на пяток километров и присоединился к ржущему Потапу. Как ни крути — вышло действительно смешно.

22. Медвежье портмоне

Хотя я ржал не только от этой нижепоясной комедии, где Потапыч в Аргиде выходил не только Вором Серебряных Ложек, но Латентным Мужеложцем и Трахалем-Террористом в одном флаконе. Но и от облегчения: не от ситуации с этим дурацким эксангусом — от неё меня излечил первый же мужеложец, получивший почтенного и видомского пенделя. А от накатывающей тоски-депрессухи, на тему того что: «всё пропало», «мир против меня» и что вернуться я не смогу. Мысли глупые, деструктивные, я их в себе давил, но были, подлые. И подло отравляли существование исподтишка. А сейчас, с вполне реальной перспективой — расслабился, вот и ржал.

Нет, конечно вероятность того, что аргидяне меня решат «кинуть» — есть. Но они — не штаб-квартира этерии и даже не ратуша Рико. В случае такого беспросветного хамства я просто заберу мне положенное, с компенсацией за амортизацию, моральный ущерб и прочее по пунктам. Самая прелесть в том, что то, что нужно забирать, точно будет: никто простаивать серебряным копям не даст.

Ну а свалил я… ну, как понятно, не только из-за приставучей гомосятины. Хотя из-за неё тоже — довели бы и прибил. Но и, помимо возможности подзаработать в других местах, не хотелось искушать мэра моей персоной «под рукой». Мои запросы для Аргида тяжеловаты, демократия в нём с хор-р-рошим таким, хищным оскалом. Так что Норг мог попытаться меня отравить или что-то такое, даже не по алчности и злобности, а избегая потенциального импичмента. Очень уж он в Аргиде выходил неприятным.

В общем, проржались мы с Потапом, я подумал, да и выдвинулся в относительно недалеко расположенное от Аргида поселение Хорафи. Судя по узнанным мной данным, поселение, находящееся «в зоне влияния» Рико,видело караван из города последний раз полгода назад. Да и в Рико представители этого мухосранска не мелькали, хотя и данных по ним, и чем занимаются толком, не было.

Правда, уже выехав с плоскогорья и телепаясь по грунтовой тропинке, претендующей на гордое звание «тракт», я понял, чем занимаются хорафичане. Просто не заметить обширные зелёные поля с явно организованными стадами каких-то бизонов было невозможно. Более того, видок у пастухов местной скотины был соответствующий, даже широкополые шляпы имелись. Хотя последнее, насколько я понимаю — не только и не столько «понты», сколько защита морды и глаз от солнца в полях и прочих прериях, так что сходство логично.

Ну а один из таких пастухов подобрался ко мне, как только увидел. Не с агрессией или ещё чем-то таким, а явно из интереса. Правда, в данном случае интерес вышел пастуху боком, а меня немного повеселил. Для начала, этот ковбоец разглядел телепающегося аркубулюса и выпучил глаза, да и пасть разинул. Но лошадь не придержал, а продолжил движение ко мне.

— Доброго пути! — заголосил он издали.

— Привет, — помахал я лапой. — Ты коня ко мне… поздно, — философски пожал плечами я, разглядывая торчащие стоймя из травы сапоги и жопу радостно убегающей вдаль конины. — Ты там живой? — полюбопытствовал я фигурально.

Потому что так-то понятно, что живой: если бы сдох — я бы почувствовал. Но стоймя торчащие и подёргивающиеся нижние копыта этого типа наводили на всякие нехорошие мысли.

— … .холера!!!… — выдал этот пастух, не меняя положения.

Мата в фразе было на минуту, цензурное слово (да и то — словно) — одно. А объектом матерщины выступала «паршивая кляча». Но судя по столь пространному монологу — пастух не только жив, но и цел. Нецелые такие загибы таким бодрым голосом не выдают.

— Живой — и хорошо, — дождался я окончания художественного описания многочисленных достоинств кобылы. — Чего хотел-то?

— … поприветствовать, — ответил пастух, согнул ноги и выскочил сначала на мостик, а потом и на ноги.

Отряхнулся, с усилием стянул шляпу с раскидистыми полями, съехвшей на нос, сплюнул на траву тягучей зелёной слюной. Судя по всему — не жрал траву от гнева, а какой-то наркотик или тонизирующее растительного типа, для жевания.

— Я хранитель стада, Батт. А кто вы и куда путь держите, уважаемый? — наконец обратился он ко мне.

— Епископ Михайло Потапыч, — представился я. — Странствую, добро наношу, благу подвергаю. За деньги.

— Епископ странствующий, понял. А что за деньги — так оно ясно, добро и благо даром не даются, — проявил философский склад ума Батт. — В Хорафи заедете?

— А дорога что, не туда ведёт? — уточнил я.

— Так оно, конечно, туда. Но мож, свернёте или ещё как.

— А дело для меня в Хорафи найдётся?

— Чего ж не найтись? Пакости хватает, животинам вредит, вон — Быструю мою точно фантом какой поганый сглазил!

— Меня лошади боятся, — вступился я за доброе имя порождений нави.

— Все? — на что я кивнул. — Вон оно как… И зверь железный под седлом — потому?